Есть порода людей, которых можно называть проправительственными экономистами, – ученые, уважаемые, с регалиями и званиями. Многие бывшие и нынешние министры и замминистры (а порой и выше бери!), то есть не только знающие, но и опытные в общем, способные всем все и вся объяснить. Именно они, как говорят, предложили правительству принять решение о повышении пенсионного возраста, причем срочно и быстро, не откладывая "на потом".
Почему это так уж необходимо? Потому, как говорят нам проправительственные экономисты, что в стране жуткие демографические диспропорции! Дело в том, что когда-то давно, лет пятьдесят назад, наши предки стали много рожать, в результате при нынешнем пенсионном возрасте на пенсию должно выходить многочисленное поколение. А вот потом, уже в 1990-х рожать стали меньше. Получается, что в трудоспособный возраст нынче вступает малочисленное поколение. Итог: если раньше на одного пенсионера приходились приблизительно четыре субъекта трудоспособного возраста, а в скором времени их останется два, а может, и до того не дотянет.
А кто виноват? Природа! Или еще кто-нибудь, кто повыше. Но только уж точно не нынешнее правительство. Какое отношение может оно иметь к тому, как сограждане занимались деторождением полвека назад? Да и за грехи 90-х оно не отвечает. Так что уж извините, против природы и политических промахов прошлого мы бороться не в силах, а бюджет сводить все же требуется. Так приблизительно говорят проправительственные экономисты, и все, вроде как, получается складно. Спорить с ними по поводу демографии – это все равно как бодаться с дубом.
Остается, однако, не до конца проясненный вопрос: какое отношение демография может иметь к повышению пенсионного возраста, к размеру пенсий и прочим подобным делам? Прежде всего, демография есть наука, изучающая состав населения: она предоставляет данные о количестве рождающихся, живущих и умирающих разных пола, возраста, образования, национальности и т. д. Демография способна определить, сколько в стране проживает трудоспособного населения, сколько мужчин и женщин перешагнули порог установленного законом пенсионного возраста.
Однако очевидно, что отчисления в пенсионные фонды зависят отнюдь не от демографии. Это же не так называемый подушный налог, который некогда практиковался в России. Отчисления в пенсионные фонды производятся с занятого рабочего места, с зарплаты, и зависят от количества имеющихся в экономике рабочих мест, а также величины зарплат, на этих рабочих местах выплачиваемых. Причем речь тут идет даже не обо всех рабочих местах, а именно о производительных рабочих местах, то есть созданных там, где производится новая стоимость. Если мы говорим о чиновниках, служащих правоохранительных органов или людях военных, получающих зарплату из бюджетных источников, то, по сути, отчисляемые с их рабочих мест пенсионные деньги – тот же самый скрытый бюджетный трансферт, от которых, как говорят проправительственные экономисты, нам по возможности желательно избавиться.
Производительные рабочие места, в свою очередь, не появляются просто так, они стоят денег. Численность рабочих мест связана с инвестициями. Если производятся инвестиции, требующие в том числе и роста трудозатрат, то в пенсионные фонды поступают бо́льшие средства. Если таких инвестиций нет – значит, и поступления в пенсионные фонды не увеличиваются, а то и вовсе снижаются. И получается, что проблема поступления средств в пенсионный фонд – это не вопрос демографии. Это, прежде всего, вопрос экономики. И не той экономики, которая имела место лет пятьдесят назад, и даже не в достопамятных 90-х, а той экономики, которая существует сейчас и за которую несет прямую ответственность правительство.
Спрошу у проправительственных экономистов: когда вы в последний раз слышали, чтобы в США, в Канаде, в Австралии или в развитых странах Европы кто-нибудь, рассуждая про экономические проблемы, обвинял в их наличии демографию? Кто-нибудь когда-нибудь заявлял: "Наша экономика не может расти, потому что у нас катастрофически не хватает рабочих рук, ибо предки мало рожали!"? Никто и не упомнит такого. Почему? Потому что, если завтра вдруг выяснится, что в США, например, имеется потребность в рабочей силе (любой, начиная от мойщиков посуды и сельскохозяйственных работников до профессоров в Гарварде и кинозвезд Голливуда), она там немедленно появится просто по щелчку пальцев. Если не хватит соответствующих рабочих рук внутри страны, рабочие люди прилетят хоть с другого края Вселенной. И выходит, что там (в Америке) вообще не стои́т вопрос о том, сколько людей работоспособного возраста приходится на одного пенсионера – 1, 2, 4, 11, 22, 44... Проблема исключительно в наличии рабочих мест. Если экономическая конъюнктура такова, что предпринимателю выгодно нанять человека, то желающие появятся, и придется еще попотеть, чтобы выбрать из них наилучшего. А если не выгодно – извините!
Почему дело, как правило, обстоит именно так? Да потому, что имеется огромное множество людей, желающих проживать в хорошо для этого приспособленных странах. Разумеется, все не так просто, и проблема миграции в нынешнем мире – одна из самых острых и важных. Однако миграция – это отнюдь не про ту пресловутую демографию, не про то, как рожали или как не рожали в тот или другой исторический период. Проблема миграции – это проблема политики, экономики, сохранения национальной культуры и идентичности, многих других весьма неоднозначных вопросов, но ни один из них не касается демографии как таковой. Цивилизованный мир к детям относится не столь потребительски – не как к необходимому в будущем трудовому ресурсу, предназначенному в том числе для обеспечения достойным прокормом уходящих на заслуженный отдых ветеранов труда.
Роль демографии при выборе той или иной экономической политики в начале XXI века состоит совершенно не в том, чтобы служить поводом для отмазывания от критики обанкротившегося правительства. Эту роль определяем мы с вами, люди, живущие в своей стране, делая свой исторический выбор. Если нам с вами хочется жить в сиротливой "духовности", огораживаясь от мира границами и отбиваясь от внешней агрессии, если мы хотим опираться исключительно на собственные ресурсы, как велел великий вождь Ким Ир Сен, то тогда, без сомнения, демография начинает играть первостепенную роль. Но если выбирается иной путь, то вступают в действие экономические законы и политические предпочтения граждан. Если в стране имеются деньги и желание их вложить в экономику, то число работающих будет расти. В случае если рабочей силы внутри страны не будет хватать для обеспечения потребностей бизнеса, к вам приедут работать из-за границы. При необходимости – не только дворники и строительные рабочие из дружественных соседних республик, но и инженеры, конструкторы, программисты, ученые, все зависит исключительно от условий, которые вы сможете им предложить. Приедут молодые люди, которые начнут отчислять в пенсионные фонды прямо сегодня, а получать из них пенсии – лет эдак через 25–40.
У правительства при решении вопроса о повышении пенсионного возраста имеются кое-какие альтернативы. Проправительственным экономистам не стоит рисовать ситуацию так, как будто их диагноз единственно правильный, и потому они предлагают нездоровой стране пусть и горькое, но единственно действенное лекарство – “под нож”. Иногда создается (возможно, неверное!) впечатление, что "добрый хирург с топором" – любимый персонаж проправительственных экономистов. Ибо они, именуя себя либералами, очень гордятся своим прагматизмом и непреклонностью. Может быть, их потому и держат недалеко от правительства, чтобы развить у большинства населения устойчивый условный рефлекс: если встретишь где-нибудь либерала, хватай детей и беги прочь так быстро, как только можешь?
И диагноз ваш, господа, и лекарство – все это спорно. Кто сказал, что невозможны смешанные рецепты, в том числе предусматривающие и повышение пенсионного возраста, но только не в предложенном авральном режиме, а в гораздо более подходящей для этого экономической ситуации, если в результате проведения какой-то другой экономической политики в стране начнется, наконец, более-менее ощутимый экономический рост и увеличение зарплат.
